Как я решил стать охотником[/b]. Посвящается Примусу
Решил я, ребята, стать охотником. И рыболовом. И, сука, собирателем ещё, до кучи. Метко бить птицу, гусей там, уточек, тетерей разных. Лося стрелять, кабана и белку в хитрый ленинский глаз. Двенадцатым мужицким калибром. Ловко выуживать из речной пучины злых щук, хитрожопых сомов и похуистических раков. Бродить по осеннему лесу в тирольской шапке, прихлебывая спиртное из фляжки, ссать на муравейники и барсучьи норы. Красота!
Планы требовали реализации. В ходе консультаций с бывалыми прояснилось, что для формирования меня как полноценного члена охотничьего братства необходимы такие элементы имиджа как охотничий билет, обмыть, ружо, обмыть, ебические сапоги и обмыть. Пытливый читатель конечно уже догадался, с какого пункта решено было начать процесс обращения. Засиделись дотемна, и верный Вовчанга остался ночевать у меня. Жены общались по телефону и лили яд.
Дальше дело пошло легче легкого. Билет охотника и рыболова мне принесли в условленное место в обмен на фотокарточку, тыщу рублей, две водки и сельдь. На радостях выпили. Ночевал у Митюни. Жены роптали.
И справку в поликлинике я добыл без особого труда, даже доктора-психопата проскочил на шару. Только со старичком наркологом повозиться пришлось. Доебался, дурила плешивая, почему я пьяный такой. Чуть даже не повздорили мы с ним на этой почве. Но обошлось. Справил я справочку. Ну и этот факт мы спрыснули. Ночевали с Вовчангой у Митюни. Не знаю, что сказали жены друзей, но моя одарила меня ролевой игрой. Я был еврей, она – Холокост.
С сейфом я тоже договорился. Ведь ружьё стальное с пулями хранить надо не где-нибудь под матрасом зассанным, а непосредственно в железном ларце, и запираться тот ларец должен на ключик заветный. Так вот. Сейф, железный и тяжелый, как сама жизнь, обнаружился дома у Митюниного кума. Куму он достался вместе с квартирой от дяди-полковника и нахуй ему нужен не был. Кум не любил сейф и подозревал его в подлостях и коварстве. Сейф отвечал взаимностью и частенько, подкараулив в своем коридорном углу пьяного в сраку хозяина, нападал на него и больно пиздил своими углами. Словом, их отношения себя исчерпали. Сейф был сторгован мне на условиях самовывоза и обмыва на месте.
В назначенный час субботнего дня решительный я, подтянутый Митюня, беззаботный Вовчанга и крепкий литр уверенно вошли в подъезд кума и, ступая через какие-то лужи, поднялись к нему на третий этаж.
– Йопте, кум, – Митюня привычно толкнул незапертую дверь, – Ты штоль полы в подъезде по-моряцки мыл? Бля…
Лужи продолжились и в квартире. Более того, лужи были не только на полу, но и на потолке оной. Хозяйский скарб напольного хранения был хаотично навален на диваны и столы, а сам хозяин меланхолично восседал, забравшись с ногами на стул, посреди комнаты. Перед ним в обширный таз бодро текла с потолковой люстры вода.
– О, тепленькая, – помыл руки Вовчанга.
– С какого идет? – выставляя флаконы на подоконник, поинтересовался я.
– С пятого. Там не живет никто, хозяин в Москве. А воду сантехники перекрыть не могут никак, потому что ключ от подвала проебали. Щас дверь в подвал ломают – кум широко улыбнулся.
– А что это тебе как будто похуй всё? – Митюня доставил с кухни стаканы и понес наполнившийся таз выливать в ванную.
Кум принял из Вовчанговых рук стакан, дождался возвращения Митюни и молча достал откуда-то из-за пазухи зажигалку, надорванную папиросную пачку и спичечную коробку. От, знаете ли, хозяйственных спичек. Большая такая, как мыльница.
Есть такая мультипликационная сказка – "Дудочка и кувшинчик". Все ее смотрели, наверное, а многие и не по разу. Там еще девочка-полудурок мечется: то ей одно подавай, то другое. Вот и мы, блять. Как дорвались. То, сука, дудочка, то кувшинчик, то снова дудочка, а потом снова кувшинчик. Пых-пых, буль-буль. Буль-буль, пых-пых. Свое допили, так за хозяйское взялись. Таз четыре раза выливать носили, так два раза наебнули. Утюгом в кёрлинг играть пытались, но что-то не задалось. Стали тогда на санках детских по дому кататься. И все, главное, весело так, задорно.
Фестиваль прервал счастливый случай. Митюня, разогнавшись, не рассчитал управляемость груженых Вовчангой санок, не вписался в поворот и со всего ходу приложил его о выступающий край продолговатого железного ящика.
– А-а-а, блядь, – заблеял, упав на сырой пол, Вовчанга. – Что это было?
– Опа! Поцоны, Вовчанга сейф нашел, – радостно провозгласил Митюня.
И мы засобирались.
Сейф, как ему и положено, оказался тяжелым. Вовчанга, тоже следуя ожиданиям, снял свою кандидатуру с должности носильщика, сославшись на то, что он-де перенес операцию и ему доктор тяжести поднимать запретил.
– И вообще, я ударился о ебучий ящик, и у меня в голове теперь что-то пикает, – Вовчанга попытался изобразить страдающее ебальце.
– Ты, бля, ещё при рождении ударился, когда тебя акушерка не поймала, – отозвался со своего стула митюнин кум. – А пикает походу квартирная сигнализация у соседа с четвертого. Замкнуло, наверное, от воды… – паузы в его речи становились все больше. – Жалко соседа… Приличный человек… В прошлом боксер… Расстроится наверное…
Остекленевшего кума снимать со стула не стали, побоялись расколоть. Пришлось нам с Митюней тащить металл вниз вдвоем, с кряхтением, пердением и добрыми обещаниями Вовчанге. Вовчанга бежал впереди и деловито проверял ручонками ширину лестницы, мол, пройдет ли сейф. Два раза при этом он упал и один раз аж наебнулся. Наконец, мы добрались до подъездной двери. За ней ковырялись с домофоном и бубнили. Вовчанга нажал на домофонную кнопочку и отпрянул.
– Посторонись! – рявкнул я и, мощно ускоряемый сейфом и Митюней, токнул ногой дверь и резво вышел на улицу.
Автоматчики с той стороны тоже отпрянули и вежливо посторонились, давая нам проход.
– Фу, блять, – Митюня тяжело дышал. – Доперли.
– МЕНТЫ!!! – раздался за спиной, прямо сказать, нечеловечий крик.
– Дыщ! – от испуга упал сейф.
– Йо…! – отскочил Митюня. – …Баный рот!
– Чик, – закрылась подъездная дверь.
– Менты! Атас! – бежал вверх по лестнице Вовчанга.
– Стоять! – навел на меня автоматик сержант-ментёнок. В глазах его читались премия, повышение по службе и грамота в родной сельсовет.
– Смотри не обоссысь, Айвенго, – зачем-то сказал я ему.
– Какие фаши доказательства? – с ходу пошел в отказ Митюня.
– Я требую адвоката Генри Резника, – наседал я.
– А я – германского консула! – не отставал Митюня.
– Так, пакуйте этих в машину пока, – распорядился старший милицейский, вскрыв, наконец, домофон. – И наверх, квартиру проверять. Как бы третий через крыши не ушел.
Сержант услужливо открыл нам заднюю дверь бобика, и мы с Митюней чинно, как два плененных голожопыми масаями английских лорда, прошествовали внутрь. Менток лихо захлопнул дверцу и засеменил к подъезду, за остальными.
– Э! – кричу ему сквозь решетчатое оконце. – Дядя! Ты-то куда пошел? Сейф кто сторожить будет?
Да куда там. Скользнул шельмец в темноту подъезда и был таков.
Вечерело. Приходили бродячие собаки. Долго нюхали сейф и ссали на него. Бодрой стайкой пронеслись сантехники.
Приходили гопники. Стали смотреть жадно на сейф и озираться. Были обруганы по всякому. После чего долго ссали на сейф.
Менты принесли Вовчангу. Вовчанга брыкался, упирался руками и ногами. Кричал про апартеид и Сахарова, про Гаагу и тридцать седьмой. Попав к нам в неволю, рассказал, что был взят на верхнем, пятом этаже, и что это им так не сойдет.
Приехал боксер с четвертого этажа. Сейфа как своего не опознал, и брезгливо обойдя его, поднялся к себе в аквариум, акты подписывать и сигнализацию отключать.
Наконец, ментяры управились. Старший подошел к окошку, за которым томились мы, помолчал, и, лаская себя за ус, поведал:
– Ну, в принципе, невиновность ваша установлена. Вы, конечно, буйные как алый понос, особенно вот тот, на сикель похожий, и по-хорошему надо бы съездить в РОВД для установления личности. Ну, да хуй с вами, пиздуйте. Открывай!
Морозной свежестью и мочевиной встретила нас свобода.
– Чо с ссаным ящиком делать будем? – мы обступили чернеющий на несвежем снегу параллелепипед.
– А чо тут делать, йобаный василий, – достал я хуй. – Чо тут делать?... Впезду эту охоту!!!
Три струи давали частые крупные брызги.
"Глупости получаются случайно, а потом становятся лучшими моментами в жизни".